Что же касается самого видения, то оно было связано в первую очередь с тревожным боем барабана во время шествия тайной гильдии Комуса или какого-то иного подобного события. И еще. Майклу вспомнилась ночь, когда они занимались с Роуан любовью в ее доме в Калифорнии. Позднее он вдруг проснулся с ощущением того, что в доме пожар и что внизу собралась толпа народа. Осознание присутствия некоего зла потом долго не оставляло Майкла.

Однако самый, быть может, загадочный факт состоит в том, что Роуан в тот момент была именно там, внизу. Она разжигала огонь в камине.

Вернувшись в постель, он обнял Роуан, с наслаждением вдохнул теплый запах ее кожи и волос…

– Майкл… – прошептала она сонным голосом. – Святой Михаил Архангел…

– Спи, любовь моя, – шепнул в ответ Майкл и еще крепче прижал ее к себе.

20

Легат… Наследие Мэйфейров…

Это слово пришло ей в голову ночью. Ей снились больницы, великолепные клиники и лаборатории, где трудятся талантливые исследователи.

«И сделать все это в твоих силах».

Они не поймут. Эрон и Майкл – да. А остальные не поймут, потому что не читали досье и не в курсе всех обстоятельств. Они не знают, что было в сосудах.

Кое-что им, конечно, известно, но только не вся многовековая история семейства. Им ничего не скажет имя Сюзанны Мэйфейр, повивальной бабки и целительницы из грязной шотландской деревушки, или Яна ван Абеля – великого ученого, который мог часами сидеть за своим столом и тщательно вырисовывать каждый мускул, каждый сосуд человеческого тела. Они понятия не имеют о Маргарите и о мертвом теле, бьющемся на кровати и вопящем голосом призрака, о Джулиене, внимательно наблюдающем за происходящим, том самом Джулиене, который почти столетие тому назад должен был уничтожить все сосуды с их ужасным содержимым, но вместо этого перенес их в мансарду.

Эрон и Майкл знали эти страшные тайны. И потому не нуждались в объяснении смысла сновидения о клиниках и лабораториях, о руках, исцеляющих тысячи и тысячи больных и страждущих.

Как тебе это нравится, Лэшер?

Роуан умела обращаться с деньгами, и ее не пугала мысль о наследии, ибо она отлично представляла себе, какие связанные с ним проблемы, сложности и ограничения могут возникнуть. Ее интерес к деньгам не шел ни в какое сравнение с увлеченностью наукой, будь то анатомия, микрохирургия, биофизика или, скажем, биохимия нервной системы. Тем не менее она изучала финансовое право и, если понадобится, займется им вновь. А особенности легата и правила наследования, установленные в семье Мэйфейр, усвоить будет нетрудно. А потом… Потом эти деньги превратятся в новые здания и оборудование клиник, лечебниц, лабораторий и в итоге – в сотни, тысячи спасенных жизней.

Если бы только ей удалось избавиться от воспоминаний о старухе. Она, словно призрак, постоянно преследовала ее в этом доме – она, а не те духи, которых видел Майкл. Стоило Роуан подумать о том, как он страдает, сердце ее мучительно сжималось. Она не могла видеть, как незримые демоны буквально сжигают его изнутри, убивают в нем все, что она так любит. Будь на то ее воля, она любой ценой прогнала бы их прочь. Но как это сделать, Роуан не знала.

Но старуха… Она по-прежнему лежала в кресле-качалке, словно и не намерена была его когда-нибудь покинуть. И запах, исходящий от нее, был гораздо отвратительнее вони, источаемой сосудами, потому что эта смерть оставалась на совести Роуан.

Этот запах осквернял дом, он осквернял историю семьи, осквернял мечту о клиниках и лабораториях.

«Впусти нас, старуха. Я хочу войти в этот дом, вернуться в свою семью. Сосуды разбиты, и содержимое их уничтожено. В моих руках история семьи, она ценнее бриллиантов. И я искуплю все грехи прошлого. Позволь мне войти и выиграть эту битву…»

Ну почему, почему они не стали друзьями – Роуан и эта старуха? Ведь Роуан не испытывала ничего, кроме презрения, к ужасному, исполненному злобы, язвительному голосу, который донесся из содержимого разбитых сосудов и набросился с упреками на Майкла.

И призрак знал, что она ненавидит его, что воспоминание о его ласках вызывает у нее отвращение.

Вчера она много часов провела здесь в одиночестве до приезда Майкла, прислушиваясь к каждому скрипу, к каждому шороху, и ждала Лэшера, звала его, пыталась с ним разговаривать:

«Ты глубоко ошибаешься, если думаешь, что можешь испугать меня. Я не испытываю ни страха перед тобой, ни любви к такому существу, как ты. Тызагадочен, да, а я любопытна. Но мой рациональный ум остается равнодушным, ты не способен его всерьез заинтересовать. И тем не менее ты мне мешаешь, ибо стоишь между мной и теми, кого я могу полюбить по-настоящему».

Нужно было еще тогда уничтожить сосуды, и ни в коем случае не следовало просить Майкла, чтобы он снял перчатки. Больше она не допустит подобной глупости. Слишком тяжело для Майкла бремя той силы, которую обрели его руки. Он не в состоянии справиться с эмоциями, которые вызывают в его душе воспоминания о видении. А его страдания и постоянный страх наполняют душу Роуан ужасом.

Не по воле таинственных темных сил, обитающих в этом доме, а лишь по вине разбушевавшейся стихии они с Майклом вместе. Ни отвратительные голоса, доносящиеся из полусгнивших голов, ни призраки, одетые в тафту, здесь ни при чем. У истоков их с Майклом любви стоят те способности, которыми наделены они оба, а их будущее – это особняк, семья и наследие, призванное сделать доступными для миллионов людей все достижения и чудеса современной медицины.

Да разве могут хоть что-то значить все эти темные призраки и таинственные легенды, когда речь идет о совершенно конкретных, реальных и благих делах? Ей снились грандиозные здания и счастливые люди, а в голове звучали отрывки из прочитанного досье. Нет, она не хотела убивать старуху. Это был внезапный, не поддающийся контролю порыв, трагическая ошибка…

В шесть утра вместе с завтраком Роуан принесли газету.

«В одном из знаменитых особняков Садового квартала найден скелет» – гласил набранный крупным шрифтом заголовок.

Что ж, огласки было не избежать. Райен предупреждал ее об этом. Она быстро пробежала глазами несколько абзацев, невольно забавляясь тем готически мрачным пафосом, которым была проникнута статья.

Всем известно, говорилось в ней, что в особняке Мэйфейров случилось уже не одно трагическое происшествие… Пожалуй, единственным человеком, способным пролить свет на загадочную смерть Стюарта Таунсенда, была Карлотта Мэйфейр. И разве не покажется странным тот факт, что эта поистине выдающаяся женщина, великолепный юрист, скончалась именно в тот вечер, когда в мансарде обнаружили останки несчастного техасца?

Далее был помещен некролог, где перечислялись все достоинства и заслуги Карлотты. Статья вновь наполнила Роуан чувством вины и раскаянием.

«Кто-нибудь из агентов Таламаски уже, конечно, вырезал и поместил в архив эту статью. Возможно, Эрон тоже прочел ее. Интересно, что будет написано по этому поводу в досье?» – с теплотой в душе подумала Роуан.

Наверное, она ощущала себя гораздо увереннее и спокойнее, чем следовало бы любому нормальному человеку в ее положении. Но как бы то ни было, она обрела семью, а ее сомнения и тайные печали постепенно находили свое объяснение и меркли в сравнении с тем, что пришлось пережить ее предкам.

Вчера, когда Майкл крушил сосуды и боролся с темными силами, она не испытывала чрезмерного страха, потому что знала: у нее есть он, есть Эрон, есть множество близких и дальних родственников. Даже после смерти Карлотты она не чувствовала себя одинокой.

Сложив на столе перед собой руки, Роуан надолго задумалась. За окном лил дождь, завтрак давно остыл, а она все сидела, не меняя позы, и размышляла о том, что за последнее время в ее жизни произошло так много событий, что она не успевала не только осмыслить их, но и должным образом отреагировать и оценить собственную реакцию. Чувства приходили и уходили, иногда не оставив и следа.